Мои дачные друзья из параллельного мира.

   С домовыми я дружу уже давно и у меня есть много случаев непосредственного общения с ними. Иногда я их вижу, иногда слышу. С некоторыми я общаюсь, как с преданными собаками, а некоторых приходится держать на расстоянии.

  Есть в Пермском крае в Усть-Кишертском районе  деревня Малёбка.  Деревня, как деревня, стояла на своём месте более трёхсот лет. И дома-то старые, покосившиеся  и совхоз в постсоветское время разрушен. Да и деревенские жители, честно признаться, спиваются.

  Но выбрали, почему-то, инопланетяне в 90-х годах прошлого столетия именно эту деревню и объявили уфологии окрестности Малёбки аномальной зоной. Что тут началось?.. - всем интересно на инопланетян посмотреть.  И поехала туда туристы с рюкзаками. Все леса истоптали. Говорят, кто-то что-то видел, кто-то что-то слышал, а в основном  мало кто что-то почувствовал.

В начале двухтысячных годов интерес любопытных поубавился, зато возрос интерес уфологов и астрономов. Решили даже обсерваторию строить.

   И в это время мы с мужем захотели взять себе землю под огород. Новый дом строить денег не было, и мы выбрали старый дом в заброшенной деревне. В принципе, в Малёбку мы не стремились, но оказались, если  прямо через леса считать, примерно, в двадцати километрах от неё. А до ближайшей деревни Мечи (ударение на «и») час ходьбы.

   Единственный дом в деревне Раево, который мы выбрали, как дачный вариант,  был очень крепким. Было ещё два дома, где жили старики – местные жители, а остальные постройки   разрушены или сгорели. Я понимала, что это деревня-призрак, окружённая лесами и полями, но не подозревала, что в контакт с параллельным миром придётся вступать так часто.

 Первое знакомство.

  Я помню, первое наше знакомство. Я осталась одна, - огородные дела, сами понимаете, - муж уехал в город, - кто-то ведь должен деньги зарабатывать.   

  Вечер окутал леса. В старом доме уже было прибрано и печь затоплена, - можно было отдохнуть. Я расслабилась, глядя, как сгорают дрова в печи. Приятная истома растекалась по рукам и ногам. В этот момент я услышала шаги в ограде. Я насторожилась: «Муж вернуться не может, - рассуждала я, - все двери закрыты на замок. Но кто там ходит?»  Постучали в стену дома, где-то под самой крышей. Я перевела взгляд в тёмный верхний угол кухни, именно в то место, где снаружи постучали. При свете горящих на столе свечей, я разглядела лохматую бородатую рожицу.  Мы встретилась взглядом. Но мохнатое лицо попятилось и тут же растворилась в углу под потолком.

 Страха у меня не было, так как я хорошо знакома со «штучками» параллельного мира. Я встала и прошлась по дому. В полумраке хорошо было видно, как из бревенчатых стен дома то выглядывали, то опять прятались бородатые мордочки. Они не были злыми или страшными. Они скорее были любопытные, любознательные и такие все разные: лохматые да мохнатые. Я слышала, как они шептались между собой и говорили что-то про меня, но слов я не могла разобрать.

  Я стояла посреди пустой комнаты и чувствовала на себе со всех сторон их взгляды. С некоторыми я встречалась глазами, но они сразу прятались в стенах дома, а другие сзади выглядывали. «Почему их так много?» - задавала я сама себе вопрос.

  В это время на кухне послышались отчётливые шаркающие шаги, как будто старик в калошах прошлёпал по полу. Я вернулась на кухню. Села перед печкой. Задумалась: откуда они? Обычно домовой один?  А тут?

  Мы стали дружить и постепенно я научилась понимать, о чем они говорят. Они оставляли определённые знаки и  любым способом заставляли меня обратить на это внимание.

 Домовые сами вступают в контакт.

  Примерно через неделю под вечер началась сильная гроза. Я уже управилась со своим хозяйством, истопила печь, поужинала и собиралась лечь спать. Но гроза не унималась, она не на шутку разошлась «на ночь глядя» и было понятно, что до утра будет дождь.

  Я сидела на кухне и, глядя на свечу, планировала работу на завтра: на каких грядках, что буду полоть. Я уловила, что параллельно с этими планами у меня в голове вертится ещё одна мысль: «Пиши». Но писать не хотелось. Я  задула свечу и пошла в спальню. В темноте, при грозе как-то не очень хотелось заниматься писательской  деятельностью, а хотелось лечь спать. Да и руки ныли от борьбы с сорняками. Назойливая мысль не отставала: «Пиши, пиши…». Я разделась, легла, укутавшись ватным одеялом, закрыла глаза и стала стараться уснуть. За окном бушевала гроза, ветви яблони бились о стекло. В доме было темно, только от очередных вспышек молний озарялась комната. И опять в голове крутится мысль: «Возьми бумагу, ручку и пиши».

  Наконец-то, я начала осознавать, что это не моя мысль, и что кто-то из параллельного мира желает вступить со мной в контакт. Мне стало любопытно, что из этого выйдет?  Свечи зажигать я не стала, и освещение в комнате в двенадцать часов ночи было только от сверкающих молний за окном. Я встала, нащупала какую-то тетрадку и карандаш на столе и легла обратно, укрывшись одеялом. И вновь тот же голос: «Пиши».

  Я обратила внимание, что этот голос был похож на голос большого уверенного в себе старца, например, в сказках у Деда Мороза была такая речь. Он жил в далёкой тайге и тихим, мягким, грудным и добрым голосом разговаривал с «детями» леса: зайчиками да белочками.  Но этот голос опять  настойчиво мне порекомендовал: «Пиши…».   Я принялась писать, закрыв глаза. «Всё равно темно и ничего не видно. Ладно, завтра посмотрю, что из этого выйдет», - решила я.

  И как ни странно у нас получился интересный диалог. Я записывала  всё, что слышу, лёжа в кровати с закрытыми глазами. Я включилась в разговор, стала задавать мысленные вопросы и моя рука не успевала двигаться по листу, чтобы записывать все вопросы-ответы. Лёжа в кровати с закрытыми глазами, я переворачивала листок за листом, и  не думала о том, что я пишу и как я пишу, - мне был интересен сам диалог. Я чувствовала, что я разговариваю не с одним голосом, что время от времени в разговор включаются ещё другие.  Гроза продолжалась, гром гремел, молнии сверкали, а у нас была приятная дружеская беседа. Потом они сказали, что им пора и голоса прекратились. Я положила тетрадку и ручку на пол и уснула.

 О чём рассказали мне домовые?

   Утром, едва проснувшись, я первым делом потянулась к тетрадке, оставленной вчера на полу. К моему удивлению было всё  понятно написано, по крайней мере, это были читаемые каракули.

  Я стала переписывать, дополняя тем, что ещё помню из вчерашнего разговора. Сначала мне казалось, что голос разговаривает с кем-то, но не со мной. Прислушиваясь, я стала понимать их речь. Их было много, но говорили они все по очереди, не перебивая друг друга, как будто хотели, чтобы я понимала и успевала записывать. Не знаю, о чём они говорили до этого, но с того момента, как я стала их понимать они вели разговор-воспоминания о своих прежних хозяевах. Я включилась в разговор.

   -  С какой целью вы заставляете меня писать? – спрашивала я.

   -  Потому что ты нас слышишь, - был ответ бархатного голоса.

   -  Сколько вас?

   - Много, сколько домов стояло в Раёвке столько  нас, да ещё из разрушенных деревень в округе тоже пришли соседи наши.

   -  А почему вы собрались все в этом доме?

   -  Как вы сюда вселились да печь затопили,  так и потянулись мы на тепло.

   - Значит,  вам нужно, чтобы была печь затопленная, - рассуждала я, прописывая каракули на бумаге вчера ночью. В ответ послышалось нечто вроде хихиканья, но голос моего старца по-доброму ответил:

   -  Мы же домовые, живём в домах, поэтому и тепло любим.

   -  А как же вы тогда живёте в заброшенных и разрушенных домах?

   -  Не живём, а доживаем…   Плохо нам, без тепла…  И многие уже сгинули и исчезли вместе с исчезнувшими домами, - мне слало жалко их, но голос был  спокойным и дружелюбным. Я чувствовала, что он не жалуется на судьбу, а просто отвечает на мои вопросы, т.е. как мне показалось, выражаясь эзотерическим языком, принимает всё как есть. Моя жалость тоже куда-то ушла или растворились, и я спокойно стала слушать дальше.

    Как я поняла из его рассказа, домовые как будто рождаются вместе с домом, т.е. не в прямом смысле рождаются, как живые существа, а как бы зарождаются в виде души дома при строительстве. Вот дом строится и формируется домовой. В маленькой бревенчатой избушке будет маленький домовой, а в больших «хоромах» сформируются большие,  даже величественные домовые.

   -  А непосредственно, ты из какого дома: из большого или из маленького? – поинтересовалась я.

  -   Я  домовой этого дома, - ответил он спокойным, ритмичным, грудным голосом.

   Я подумала, что зря я задала этот вопрос, - можно было и так догадаться, и что теперь понятно, кого мне уважать и кому поклоняться, хотя поймала себя на мысли, что если мы с ними общаемся мысленно, т.е. телепатически, то от него не скрыть ни одного моего помысла. Но, тем не менее, когда мы прибирались в этом заброшенном доме, я восхищалась высотой потолков, сметая  паутины из верхних  углов, ели дотягивалась веником. А потом в городе рассказывала друзьям, какой большой дом нам достался.  Я попыталась представить, каким может быть мой домовой, если дом такой большой. «Хотя, - рассуждала я сама с собой, - по голосу тоже можно представить высокого уважаемого старца».  

   -  Вы все домовые или среди вас есть ещё кто?

   - Есть банники, овинники, омшаники… - дальше пошли перечисления нелюдей, но я не смогла разобрать, что было написано у меня вчера.

   Когда строятся надворные  постройки: бани, сараи, омшаники и прочее строительство,  пояснили они мне, то там зарождаются  духи этих построек. По сути своей, они тоже домовые, но разделяются как бы по роду деятельность, т.е. каждый выполняет свою задачу. Все они живут дружным сообществом, хотя каждый имеет свой характер и иногда одни, более разумные, даже «воспитывают» озорников и шалунов.

   Я решила задать провокационный вопрос:

   -  Если вы, домовые, из нематериального мира, то как вы чувствуете тепло от печки? По моим предположениям вам должно быть всё равно: тепло или холодно?

   Я опять уловила смешки в дружной компании, но более умные домовые стали мне объяснять, что с позиции тепла, как человеческого тела для них нет необходимости. Но существует Печной Дух Огня, - это самый сильный Дух, который собирает домовых вместе. И если Дух Огня возрождается в печи, то для домовых это самая большая радость. Они, буквально, стекаются со всей округи из своих разрушенных холодных домов, потому что Печной Дух Огня позвал их к себе в гости. Но этот Дух  не долговечен. Он возрождается  каждый  раз снова и, отдав всё своё тепло, умирает. Поэтому ни один домовой не упустит возможности «прийти на огонёк».

  Каждый домовой помнит всех своих хозяевов: старых и молодых. И если дом стареет, то стареет и домовой.   Но если Молодой хозяин решил рядом со старым домом построить новый дом, то для домового это великая радость и он как будто снова возрождается и молодеет. И прошло лет сто или двести, и подрос новый хозяин и опять решил новый дом рядом со старым построить и опять молодеет домовой. И так домовой может жить и пятьсот лет и восемьсот. Помогает своим добрым хозяевам: где делами, где советом, дом сторожит да отводит стороной завистников. Но вот если бросят последние хозяева дом, да уедут в город, то приходится стареть да дряхлеть домовым вместе с домом, пока дом не сгорит от молнии или по какой другой причине или будет постепенно временем рушиться и распадаться. А когда зарастёт место бывшего дома быльём, то и  домовой сгинет.    

    - А лешии, водяные, берегини или древесницы тоже приходят на затопленную печь? – писала я мысленный вопрос моим домовым.

    -    Нет.  Они к домам не подходят, - отвечал голос, - они лесные жители. Эти существа живут в одиночку  и, их не манит Дух Печного Огня.

   Мне  показалось, что они ответили мне как-то односложно и как будто не захотели разговаривать на эту тему.  Я с уважением отнеслась к хозяину дома и перевела разговор на другую тему, на ту о которой они говорят с удовольствием.    

    Наш разговор продолжался и сегодня утром я продолжала разбирать свои вчерашние записи.

Песня из прошлого.

   Как-то я проснулась среди ночи от того, что под окном кто-то пел. Открыв глаза, я прислушалась. В доме я была одна и, стало не по себе от мысли, что кто-то ходит под окнами.

  Песня была спокойная и мелодичная. Женский голос был добрым, мягким и душевным. Я немного успокоилась и стала прислушиваться. Было ощущение, что песня звучала прямо под окном спальни. Я лежала под одеялом, пытаясь понять, - на самом деле кто-то поёт или я ещё ото сна не отошла. Почувствовав, что я полностью проснулась, а нескончаемая песня всё звучит, я аккуратно и беззвучно выскользнула из-под одеяла, на цыпочках  подошла к окну и,  приподняв край шторки, посмотрела в окно.

  Прямо на меня в окно глядела огромная,  круглая, жёлтая  луна.  Я полностью отодвинула шторку и села обратно на кровать. Луна была  в половину моего  окна  и  ярко осветила спальню.

   - Так… Полнолуние… -  я всё сразу поняла, - в полнолуние такое бывает, в полнолуние ещё  и не такое прислышится.

  Но, тем не менее, песня продолжала звучать нежно и грустно, заставляя прислушиваться  и уже было ясно, что это не галлюцинация. Я пыталась определить, что это за песня, но песня была незнакомая.

  - Кто это всё-таки поёт?  - моё любопытство взяло верх.

   Я тихо прошла на кухню и мельком глянула на часы.

  - Пол третьего… Самое время для аномальных явлений, -  рассуждала я сама с собой.

   Луна была настолько яркая, что не пришлось зажигать свечку, чтобы разглядеть часы. Я сидела на кухне, слушала песню и всматривалась в окно, надеясь кого-нибудь разглядеть.  Было видно весь огород под лунным светом, но ничего подозрительного, - чтобы кто-то ходил или какой-то шорох, или хотя бы просто тень мелькнула.  Мелодия  непрерывно лилась прямо возле дома. Это был какой-то заунывный мотив. Она продолжалась, не останавливаясь, то ли песня была такой длинной, то ли пели одно и то же уже несколько раз.

  У меня появилось желание взять ручку с тетрадкой и записать слова. Явно песня было старинная. Возможно, так пели женщины, когда пряли пряжу и крутили веретено. Я пыталась вникнуть в слова, но ни одного слова  не могла разобрать и сколько бы ни прислушивалась всё было бесполезно.

    Тихонько я вышла на крыльцо  и села на ступеньку. Никого не видно, но сама песня, как будто почувствовав меня, отошла от моего дома, спряталась в ближайшей разрушенной старой избе и сейчас звучала уже оттуда. Я сожалела, что не могу разобрать слов, а то я с удовольствием бы её записала. Я обратила внимание на то, что прошло уже некоторое время, а песня была всё той же, - она всё лилась и лилась, не останавливаясь, мягкая и сердечная. Я подумала, что, видимо, это очень старый язык и поэтому я, современный человек, не могу разобрать слов. Стало немного грустно, что я не понимаю их.  Посидев ещё немного на крыльце, я  стала замерзать от ночной прохлады и вернулась  в  дом.  Посмотрела на часы. Время было уже три часа. Почему-то захотелось спать.

   Я ушла в спальню и вновь посмотрела на луну сквозь стекло. Она не была уже такой жёлтой и приняла розоватые оттенки, да и сместилась в сторону от окна, только песня продолжала жить своей жизнью и изливалась нежными и душевными потоками.